Новости

Северного сияния не было. Хотя на этих широтах оно теперь случается не только зимой. Но нам не повезло. Зато полярный день – с утра до вечера и с вечера до утра – предстал перед нами во всей своей полноте….. Быть может,  поэтому, казалось, что просмотры фильмов в мурманских кинотеатрах шли  практически в любое время суток. И еще, буквально с первых сеансов стало ясно: при том, что это всего лишь II Международный кинофестиваль стран Арктики – отбор фильмов и не только конкурсных,  но и в других фестивальных программах, был строгим - как у взрослых. В конкурсе были, к примеру, такие фильмы, как исландский «Мама Гого» всемирно известного режиссера Фридрика Тор Фридрикссона, американский «Довольно добрый человек» Ханса Петера Молланда,  обладателя множества фестивальных призов,  датский «Месть» Сюзанны Бир, награжденный в номинации «Лучший иностранный фильм» премией «Оскар»,  «Явление природы» Александра Лунгина и Сергея Осипьяна,  получивший приз за изобразительное решение на «Кинотавре», и даже нашумевшие «Овсянки» Алексея Федорченко,  прославившиеся в Венеции и на других престижных кинофестивалях…  То есть смотреть, безусловно, было что. Но сложилось ли у «Северного сияния» по сравнению с другими фестивалями из этих уже не раз апробированных в плане кинематографического качества фильмов «лица не общее выражение»? – это вопрос.

      На открытии устроители шутили по поводу того, что некоторые члены жюри прилетели в Мурманск на следующий день после закрытия Каннского фестиваля и, мол, сразу же согрелись теплом мурманских сердец.  Не знаю, как случилось, что они промерзли на Лазурном берегу, но в плане конкурсного отбора какая-то чисто кинематографическая связь между этими двумя программами, на мой взгляд, возникла. В Каннах  было сразу несколько фильмов об отношении к детям. А в конкурсе мурманского фестиваля -  из десяти фильмов пять на эту же тему.

   Самый кровоточащий из них «Месть» Сюзанны Бир (приз за мужскую роль).  После развода главный герой уезжает в Африку, где работает «врачом без границ» и оказывает медицинскую помощь даже тогда, когда в лагерь для беженцев привозят с гниющей ногой «большого человека», который держит всю округу в страхе и вспарывает животы беременным женщинам, чтобы посмотреть, угадал ли он на спор пол ребенка. Некоторых из них не раз доводилось спасать главному герою. Его все любят, уважают, но понять не могут, почему и зачем он лечит такое чудовище. «Странный ты» - говорит ему африканский медбрат и сам – как бы за него – убивает «большого человека». История повторяется: когда герой возвращается домой в Данию и, получив пощечину от случайного психа на автостоянке, тут же прощает его. Он не отвечает на оскорбление не потому, что испугался, а потому, что в принципе не считает правильным отвечать злом на зло. Но за него начинает мстить восьмилетний Кристиан, друг его сына Элиаса. У  Кристиана умерла мать, и он ненавидит своего отца, так как знает, что тот желал ее смерти. Кристиан не готов понять, что отец просто желал окончания ее страшных мучений. Зато Кристиан готов отомстить всему миру за свое сиротство. Он озлоблен и жесток. В отличие от Элиаса, который мягок и открыт жизни и явно пошел в отца. Только из чувства ложной солидарности Элиас начинает помогать своему другу осуществить акт мести, а именно - взорвать автомобиль обидчика. Им это удается. Но в последнюю минуту, когда бикфордов шнур уже горит, Элиас бросается спасти случайных прохожих и подрывается сам. Кристиан, считая, что друг умер, пытается покончить с собой. Его спасает отец Элиаса. Он успевает в последнюю минуту и находит Кристиана уже на краю крыши. В финале - хеппи-энд. Элиас выздоравливает, его родители воссоединяются и Кристиан просит у своего отца прощенье. И еще – все, хотя бы смутно, начинают понимать, что сила и слабость - совсем не однозначно понимаемые вещи.  И что все зависит от того, с чем ты идешь к людям.

      В этом смысле финский фильм Алекси Салменперя идет от противного. Его герой Микаэль, отец-одиночка, с самого начала формулирует: «Невозможно ко всему относиться с пониманием.» И, действительно, ему в жизни сильно  досталось – жена-наркоманка, которую он обожал, бросила от него, забрав  дочку и оставив сыновей. Но и после ее смерти для героя начинаются новые испытания. На ее похороны  приезжает их общая дочь Тильда, которую Микаэль не видел много лет. Внешне она – вылитая мать, такая же бесстыдно привлекательная и пугливо ранимая одновременно. Она тут же заводит роман со своим родным братом Даниилом. Она старше его и уже прошла огонь и воду. И вправду, как уж тут быть «с пониманием», если брат и сестра спят в одной постели. Хотя между ними ничего нет. Они и сами боятся своих отношений, но их тянет друг к другу. Тем более, отец делает все, чтобы они боролись за свои чувства против него, как и против всего мира. А Микаэль сначала подслушивает, подглядывает, устанавливает скрытую камеру, потом насильно увозит сына на пустынный остров. Но притяжение между братом и сестрой становится все сильнее, а отторжение от отца еще мучительнее. Все усугубляется тем, что Микаэль абсолютно не чувствует собственной вины. Ведь в свое время он не боролся за дочь с женой-наркоманкой и никогда ею не интересовался. Но и теперь он борется только за сына, а от нее даже пытается откупиться. И только когда дело доходит уже чуть не до криминала, Микаэль пугается и оставляет их наедине, чтобы без его диктата и многословных нравоучений они могли разобраться в своих  «ненормативных» отношениях. В финальном эпизоде Микаэль отвезя сына в гостиницу, где его ждет Тильда, едет по пустынной дороге. Он видит машину, водитель которой меняет колесо. Микаэль предлагает свою помощь, которая тому уже явно не нужна. А он так хочет хотя бы с кем-то поделиться, хотя бы подать кому-то разводной ключ. Когда водитель уезжает, Микаель остается один, растерянный и неприкаянный. Куда ему ехать дальше? Хоть бы знать в какую сторону…

      Растерянным и неприкаянным остается в финале и герой фильма Фридрикссона «Мама Гого» (приз за женскую роль). Причина в том, что его 80-летняя мать, у которой болезнь Альцгеймера, убежала из дома престарелых и уснув на кладбище, на могиле своего мужа, так и не проснулась. Весь фильм мы видим, как эта болезнь стирает ее память, превращая в какого-то другого человека. Быть может, поэтому отношение героя к матери кажется столь беззащитно пронзительным. Он хочет сказать ей, как любит ее, какую роль она сыграла в его жизни, но она простодушно прерывает: «А в какую игру мы играем?» «Где ты… моя дорогая мама? – чуть не плачет он. - Куда ты ушла?» Но его боль не находит ответа.

       В отличие от Микаэля и Режиссера из фильма Фридрикссона, Ульрик - герой фильма «Довольно добрый человек» Ханса Петера Молланда (приз за режиссуру и за операторское искусство) - не может ответить ни на один из вопросов, которые после двенадцатилетнего заключения, жизнь поставила перед ним. Он не может сделать выбор даже между любовницами, одна из которых вполне себе ничего, а вторая - настоящий трагикомический персонаж – на редкость уродливая с сальными волосами домохозяйка, сдающая ему коморку под лестницей, куда она каждый вечер приходит,  по-деловому ложится в его постель и, неумолимым жестом задирая юбку, раздвигает ноги. Но Ульрик не может принять решение и в вещах, более серьезных: сначала соглашается убить доносчика, из-за которого его посадили в тюрьму. На убийстве настаивает его бывший криминальный босс, у которого Ульрик в долгу: пока он был в тюрьме, тот выплачивал пособие его сыну. Потом Ульрик отказывается убивать. Потом после того, как беременная невестка выставляет его из семьи сына, к которой он попробовал прибиться, снова соглашается. Но когда Ульрик уже оказывается в доме доносчика и наводит на него дуло пистолета, то в последнюю секунду узнает, что все эти годы именно тот давал боссу деньги на сына. Ульрик оставляет свою трясущуюся жертву и решает покончить с собой. Но вместо того, чтобы убить себя, Ульрик пристреливает своего босса. И тут действие начинает приобретать совсем странный оборот. Ульрик приходит в дом к сыну, который уехал на рыбалку, а невестка, перепугавшись, начинает рожать. Ульрик не успевает довезти ее до больницы, и принимает роды прямо в машине. После чего сын спешно возвращается с рыбалки, невестка сменяет гнев на милость, и все счастливое семейство склоняется над колыбелью новорожденного. Но это еще не конец. Финальный апофеоз - это просветленное лицо главного героя в лучах восходящего солнца. Он с умилением наблюдает, как на кладбище автомобилей прессуют машину босса, в багажнике которой, как мы знаем, находится его тело. Вот теперь конец – путь свободен – без любовницы-насильницы, без босса-угнетателя, исключительно в семейном кругу и с приличной работой в авторемонтной мастерской. И никаких суицидов. Действительно, лучше не скажешь: довольно добрый человек. Но разве по меркам сегодняшнего дня этого не достаточно?  Ведь сегодня просто само отсутствие наслаждения жестокостью или любования садомазохизмом воспринимается чуть ли не как нравственная позиция. 

     Именно это – довольно мягкие авторские мерки, определяющие саму постановку главных вопросов, в общем-то, в таких изощренных, заковыристых трагикомических и  мелодраматических сюжетах на семейные темы – с очевидностью выявила конкурсная программа «Северного сияния», что вполне знаково для нынешнего кинематографа. И они не могли не потеснить на мурманском фестивале собственно арктический тренд, который, как мне кажется, предполагает более суровую определенность и жесткость критериев. Поэтому не удивительно, что, скажем, даже этническая принадлежность героев в представленных фильмах фактически не просматривалась. В условиях всемирной глобализации все универсализировалось до такой степени, что если действие фильмов происходит в интерьерах или городских районах новой застройки, то отличить, к примеру, Канаду от Чехословакии невозможно. Проблемы те же, психологические реакции узнаваемые.  Границы размыты, если не стерты.  Ту же Исландию у Фридрикссона трудно узнать – дома для престарелых везде одинаковы, по крайне мере в Европе.

    Правда, в конкурсе было еще три фильма, в которых развитие действия напрямую  связано с движением героев в предлагаемых ландшафтах. Хотя назвать их арктическими тоже трудно. Это фильм «Здесь» Брадана Кинга, снятый как история любви молодого американца картографа-геодезиста и армянской девушки фотографа, колесящих по Армении по сути в поисках края света, который главный герой ищет с детства, и далеко не сразу понимает, что если ты «скользишь по реальности», любая карта – неистинна. А также фильм «Явление природы» Александра Лунгина и Сергея Осипьяна о безмолвных метаниях героя, мучимого проклятыми вопросами, не оформленными в нечто программное. Фильм – не только об одиночестве в отношениях с людьми, но и  в отношениях с природой, от которой герой надеется получить последний ответ.   

     И наконец «Овсянки» (Гран-при фестиваля) Алексея Федорченко. Пространство этого фильма, как внешнее, так и внутреннее, абсолютно эксклюзивное. Спокойным, чуть печальным голосом один из двух главных героев рассказывает про некую мифическую и почти уже исчезнувшую с лица земли народность мери, от которой осталось несколько наименований рек и озер и два-три обряда. Рассказчик говорит, что если народ забудет и их, то умрет. Поэтому оставшиеся мери пытаются соблюдать заветные обряды. Особенно те, что касаются смерти.  Двое героев – директор комбината, у которого умерла красавица-жена,  и фотограф, он же рассказчик,  у которого с ней тоже были свои отношения, священнодействуют над ее телом, готовя к сожжению.  Они, «как подруги украшают невесту», молча и долго вплетают цветные ленточки в волосы умершей, но не на голове, а на причинном месте, которые по обычаю мери жених в первую брачную ночь должен расплетать. А после этого везут свою обнаженную возлюбленную на сакральное озеро, где ее сожгут и развеют пепел над водой. По дороге муж, как и положено у мери после смерти жены, начинает «дымить» - то есть подробно рассказывать фотографу, как он обливал ее тело водкой, заставлял ее крутить бедрами и делать все-все, что он просил.  «Половая распущенность – констатирует герой, - у нас древняя, почти языческая, как обряд или обычай.» И все это говорится с такой милой и миролюбивой интонацией – мол, да, у нас любовь в почете. Ну, уж какая есть. Не бойтесь, у нас, может, и печально, но интересно, как ни у кого. Даже к телам проституток, с которыми герои учиняют групповой секс сразу после похорон, они относятся с очевидным священнодейством. Ведь для них любые живые женские тела, как реки. «Жаль только, что утонуть  в них нельзя», - говорит герой. И это тоже не фигура речи. Для каждого мери смерть от воды – это мечта, это гарантированное бессмертие. И птички овсянки, которых они всю дорогу везли в клетке, им помогают достичь его, – на мосту через реку они выпархивают наружу и закрывают лобовое стекло. Машина падает в воду. «Было грустно и светло, но эта грусть не давила, а кутала как мать.» Вот оно! Герои ведь не обманывают, они никого не зазывают к себе. Здесь грустно, здесь смерть всегда рядом, но  здесь свое светло, своя обволакивающая любовь. Ни на что мирское непохожая. И все это проговаривается  успокаивающим,  убаюкивающим, размеренным голосом. Однако в подтексте  однозначно прочитывается:  поймите, вы, такое язычество – честнее и чище, чем любая другая вера. Казалось бы, игра, подмена, западня – очевидны, но сколько уловленных! И, на мой взгляд, этот фильм, когда откровенная поэтизация неоязычества, в общем-то, только чуть прикрыта одеждами пьянящей чувственности и даже невинности, особенно в современном контексте «мягких мерок», – настоящий учебник по кинообольщению.

   Однако, как ни крути – даже в этом фильме, наиболее маргинальном, нет ничего сугубо арктического, как собственно и в других конкурсных фильмах «Северного сияния»?  Но быть может, это и есть главный симптоматичный итог фестиваля – хотим мы этого или нет – все мы живем в одном универсуме и, несмотря на различие языков, друг друга как-то понимаем. Хотя в свою очередь это вовсе не означает, что если бы, скажем, в этот раз в Мурманске заполыхало северное сияние,  то в следующем году его можно было бы ждать и на каннском небосклоне. Все-таки у них свои звезды, а у нас свои. И никто этого пока не отменил. Так же, как и полярный день.

                                                                                                  Татьяна Иенсен