Новости

 В графе "страна производства" в каталоге значится Финляндия, и оба автора носят финские фамилии: Анастасия Лапсуи, Марку Лемускаллио. В Мурманске картину представляла Лапсуи - ненка, вышедшая замуж за финна (отсюда и фамилия), живущая в Финляндии и на финские средства снимающая кино. "Пудана" - уже пятый ее фильм, и это притом что она не имеет никакого кинематографического диплома. "Я учительница начальной школы, вот и все мое образование", - честно признается Лапсуи. Кино для нее - способ запечатлеть тот мир, в котором она родилась и выросла и который теряет самобытность под натиском глобализации. Названия и нынешней, и предыдущих картин Анастасии Лапсуи говорят сами за себя: "Семь песен о тундре", "Невеста с седьмого неба", "Матери жизни", "Саамы", "Пудана - последняя в роду".

При всей простоте, даже наивности стиля "Пудану" все-таки не назовешь любительским кино. Это что-то другое. Сказовая манера повествования, органичность исполнителей (простых ненцев) делают картину проникновенной. Рассказ ведет взрослая женщина - Надежда (так на русский манер переделали ее домашнее имя Неко, а "парадное" ее имя - Пудана) - просто сидит перед камерой и вспоминает, как жила она на вольной воле, в семье, как потом пришли русские и забрали ее в интернат для детей Севера, как мучилась она там, однажды даже сбежала, а потом привыкла, выучилась говорить, читать и писать по-русски, стала пионеркой, влилась в "цивилизованное" советское общество. Ее рассказ, эпизод за эпизодом, иллюстрирован флешбэками, в которых действуют все персонажи ее детства-отрочества: глава семейства - авторитарная бабка (ее сыграла сама Анастасия Лапсуи), любящий отец, болезненная мать (раньше всех родных попавшая в проработку к русским, сторонница необходимости учиться в школе), двоюродный дед-шаман, его молодая жена. Вот, наконец, и сама Неко той поры - толстощекая, упитанная ненецкая девочка в красивых рукодельных одеяниях из оленьих шкур. Вокруг нее - привычный и ясный мир: чум, за ним - поле, река. Отец наловил сто рыб - за них дадут одного оленя. Гармония рушится с приходом русских (русскими называют здесь посланцев социалистического общества, глобалистов той эпохи) - девочку забирают в интернат. Определить конкретные годы происходящего сложно, да это и непринципиально. Важны общие приметы, задающие основную антитезу "родной дом - режимное общежитие". Теперь Неко должна обрядиться в казенные одежды, занять типовую койку, подчиниться крикливой русской тетке-учительнице (кстати, исполнители-русские ни в какое сравнение не идут с ненцами, изображают своих персонажей аляповато, грубо, подтверждая концепцию, что все зло от русских). Все здесь дико для девочки; она устраивается спать на полу, как привыкла, сидя над нетронутой тарелкой безвкусной каши, монотонно выкрикивает: "Рыбы хочу! Рыбы хочу!", а на уроке арифметики отказывается складывать "какие-то цифры" - чего ж их складывать, если все равно нет рыб, на определенное количество которых можно выменять оленя... В Неко живет одно важное ощущение, как бы приподнимающее ее над окружающими сверстниками. Она - последняя из рода Вэра, и дед-шаман назначил ее продолжательницей сакрального искусства, она должна наследовать фамильный бубен и навыки ритуала. Но эти надежды останутся в прошлом, равно как и рай детства: в финале мы видим Неко в форменном платье, с повязанным вокруг шеи красным галстуком, стоящую у доски и с выражением читающую стихотворение: "Утро красит нежным светом стены древнего Кремля". А взрослая Неко, Надежда, на протяжении всего фильма ведет свой рассказ и вовсе сидя на кухне обычной квартиры - тут рыбы не насушишь, с бубном не разгуляешься. В ее интонациях сквозит амбивалентность: сожалея о прошлом, о вырождении культуры предков, она принимает свою судьбу как данность, как часть общей истории. Горькая нота смерти кочевой цивилизации пронзительно прозвучала когда-то в знаменитом фильме Толомуша Океева "Небо нашего детства". И там, кстати, описано, как забирали киргизских детей с высокогорных пастбищ, из юрт, в городские интернаты. Современную, городскую киргизскую молодежь Океев назвал "детьми асфальта". Так и Неко из рода Вэра стала Надеждой Пиренко, советской гражданкой, жительницей поселка городского типа.

Вместе с постановщицей фильм в Мурманске представлял исполнитель роли деда-шамана, ненец Евгений Худи. Добирался он до места проведения фестиваля на самых экзотических видах транспорта: сначала на лодке, потом на "Буране", и только потом на машине и самолете. Во время съемок кинематографистам приходилось нелегко, ведь "актеры" продолжали жить своей жизнью: снявшись в одном дубле, бежали отогнать оленей, срочно починить порвавшуюся рыболовную сеть. Оттого, наверное, и веришь в обстоятельства этой простой, но волнующей истории - все в ней дышит правдой (исключение, повторюсь, небрежные образы "русских"). И факт того, что есть еще места, где ненцы по-прежнему гоняют оленей и ставят сети в реке, вселяет надежду. 

Дарья БОРИСОВА